Банжула - столица Гамбии - большая деревня с двухэтажнымидомами, зеленая и чистенькая. Весь город - две улицы, а пляж океана - царствотуристов из скандинав ских стран. Почему-то этот богом забытый, такой прекрасныйуголок облюбовали именно шведы и датчане. У причала стоит несколько теплоходовс датскими, шведскими и финскими флагами. Они кажутся гигантскими, посколькувсе вокруг такое миниатюрное. Приплыли, высадили туристов и ждут концарождественских каникул, чтобы забрать пассажиров и увезти их из тепла тропиковобратно в снежные страны, в суровую зиму. Но зато за рождественские каникулысеверяне получают от солнечной Африки все радости.Ступили на гамбийскую землю, скинули европейскуюодежду, да-да, скинули совсем, потому что эта курортная страна не строгихнравов, и нигде себя так вольно не чувствуют туристы, как в Гамбии. Я впервыеувидела нудистов на городском пляже, это было естественно: пляж, прибой,голые люди купаются, загорают, и это не режет глаз. Но когда за столикамикафе - правда, вынесенными на пляж - под навесом из пальмовых листьев расположиласьсемья: папа, мама, двое детей - даже без набедренных повязок, а обслуживаетих статный гамбиец в черном костюме и белоснежной рубашке, - это уже шокирует.Ходят местные женщины в закрытых национальных платьях, а белые женщинынежатся на солнце, только очки темные на глазах, и больше ничего нет.К виду обнаженного тела африканцев привыкаешь, вернее,не привыкаешь, а принимаешь это как должное: кажется вполне естественнымвидеть женщин с открытой грудью или мужчин, работающих на полях без набедренныхповязок, - это традиционно для Африки. А вот к белым телам среди строгоодетых аборигенов привыкнуть трудно. Но бюджет маленькой Гамбии строитсяна доходах с чужеземных туристов, и одеты они или раздеты - здесь на этоне обращают внимания.Наш небольшой коллектив - четверо человек, приехавшихв Гамбию на рождество из Дакара, пережил забавное приключение. В рождественскийдень мы решили осмотреть окрестности Банжула и, когда жара немного спала,поехали вдоль океана сначала по грунтовой дороге, а потом и по бездорожьючерез лес, миновали несколько небольших деревень, свернули к океану и завязлив сухом, как манная крупа, песке. До города далеко, до деревни тоже несколькокилометров. Пока мы пытались столкнуть машину, подкладывали кору пальмпод колеса, поливали песок водой, нося ее в целлофановых пакетах метровза триста, начало смеркаться. Докурена последняя сигарета, почему-то всепочувствовали острый голод, стало страшновато. Вздрагиваем, шарахаемсяот каждого шороха, положение безвыходное, придется ночевать, а ночи прохладные.Нам очень неуютно. Вдруг, на наше счастье, на берегу показалась группалюдей - запоздалые туристы возвращались с купанья в свой отель, как потомоказалось, расположенный совсем недалеко от нас. Они охотно помогли и безтруда вытолкали машину на твердый грунт. Это были шведы, инженеры. Онирассказали, что последние годы каждое рождество проводят в Гамбии и чтоэто - самое прекрасное место на земном шаре.Спасители держались свободно, непринужденно, совершенноне замечая нашего слегка ошалелого вида. А мы, разговаривая с ними, старалисьне отводить глаз и делали вид, что все совершенно нормально. Дело в том,что костюм статных, златокудрых бородачей состоял только из полотенец,завязанных чалмою на головах. Никаких попыток прикрыть свою наготу с помощьюэтих самых полотенец они не предпринимали, и через несколько минут мы самистали испытывать неловкость за городской наряд: юбки, блузки, брюки и прочиененужные предметы.Всю обратную дорогу мы проспорили о нудизме. Приехатьиз цивилизованной страны в тихий глухой уголок, еле заметный на карте,и, сбросив с себя все городское, слиться с природой - конечно, прекрасно.Но ведь есть же какие-то вековые условности, нужно ли их переступать именьше ли соприкоснешься с природой, если на тебе будет купальный костюм?На этот вопрос ответа мы не нашли. Я была старше своих спутников почтивдвое и, вспомнив детство, рассказала им, что когда-то в Коктебеле, наберегу Черного моря, все купались и бродили по пляжу голышом (слова "нудист"тогда не знали). Это считалось естественным, никто не обращал на купальщиковвнимания, даже местные деревенские жители не осуждали странных курортников.Вероятно, поэтому в Африке меня меньше поразили нудисты, чем моих молодыхспутников.Кроме всех волнений, связанных с открытием выставки,меня очень беспокоил вопрос, в каком костюме я буду на вернисаже. Вопросотнюдь не праздный. Дело в том, что в остальных африканских странах открытиевыставки намечалось на вторую половину дня, по протоколу я должна бытьодета (а меня там называли "мадам директор") в длинное платье, но вот вДакаре открытие назначили на час дня, а соответствующего костюма для этоговремени у меня не оказалось.Я металась по магазинам, но ничего подходящего найтине смогла и в отчаянии, за день до открытия, зашла в маленькую портновскуюмастерскую рядом с гостиницей. В мастерской сидели два человека. Седобородыйстарик-портной в бубу строчил на швейной машинке точно такое же бубу. Вероятно,он выполнял еще и обязанность манекенщика, потому что его бубу было слишкомнарядным для буднего дня: все расшитое золотом, оно должно было заманитьзаказчиков своим великолепием. Второй портной, мальчик лет 14-15, в краснойшапочке с помпоном, на шее сантиметр, на руках подшивал джинсы. Шил оночень старательно, высунув кончик розового языка. Вот к нему-то я и обратилась,пролепетав что-то на непонятном не только ему, но и мне самой "среднеевропейскомязыке", то есть одно слово - по-французски, два - по-немецки. Закончилафразу на чисто русском языке и, протянув ему сверток с материей, жестомобъяснила, что мне от него нужно, а когда - написала на клочке газеты:завтра - в восемь утра. На что я рассчитывала, сама не знаю. Мальчик все-такичто-то понял из моего невнятного лепета, так как взял сантиметр, клочокбумаги, обмерил меня, аккуратно все записал, кивнул головой и опять, высунувязык, стал подшивать джинсы.Почему-то успокоившись, пошла к себе в гостиницуи без страха и сновидений проспала ночь, а утром направилась в "ателье".На гвозде, прибитом к косяку двери, висел на плечиках мой наряд в совершенноготовом виде, и прохожие могли им любоваться. Примерить его прямо в переулкея, конечно, не могла, поэтому, расплатившись, побежала скорее в гостиницу,но уже знала, что мальчик меня не подвел и все будет чудесно.Портным в Африке можно посвятить целую главу. Вовсех странах, где я побывала, меня всегда поражало их обилие. Швейные машиныстоят не только в маленьких лавочках или под навесом, но вынесены прямона улицу. Портные, а не портнихи (я ни разу не видела женщину за этой работой)строчат длинные национальные платья, шьют платья европейского покроя, вышивают,кроят. Ряды таких мастерских располагаются у рыночной площади и на торговыхулицах и даже вдоль набережных, если города стоят у океана. Как я убедилась,шьют быстро, выполняют заказы в срок. Я всегда любовалась одеждой африканцев,поражалась их врожденному вкусу, умению носить костюм, будь то национальныйили европейский, но никогда раньше не задумывалась, почему на них все такловко сидит? Теперь на своем опыте узнала, что шьют так лихо совсем немодные портные, а любые уличные - умеют это сделать не только профессионально,но и изысканно. Кто научил пятнадцатилетнего мальчика так вшить рукав,так профессионально скроить платье, так аккуратно все отделать?! Когдавидишь, как ловко африканцы вырезают деревянную скульптуру, - это не удивляет,ведь традиции уходят вглубь веков. Из поколения в поколение передаетсямастерам умение увидеть в куске дерева причудливого зверя или маску колдуна.Раньше у каждой хижины обязательно стоял свой фетиш, ни один ритуальныйтанец не обходился без маски, домашняя утварь всегда была декорированахотя и нехитрым, но орнаментом. Все логично - от отца к сыну передавалосьмастерство, руки с детства приучены к резьбе.Но шить-то начали недавно, ведь раньше костюм африканцасостоял только из набедренной повязки или куска шкуры дикого животного?!И до чего умело они освоили новое мастерство!Однажды уже в другой стране, в Нигерии, недалекоот университетского города Ибадана мы осматривали доминиканский монастырь,где монахи зарабатывали себе на жизнь не только земледелием, но и шитьем,вышивкой. Тут же при монастыре находилась маленькая лавочка, где туристымогли купить расшитое платье и вышитую мужскую рубаху, которую в Нигерииносит как местное население, так и иностранцы.Хлопчатобумажную ткань монахи красят сами, кроятпрямо на земле, на пороге своих келий. Если вышивка машинная, наряд стоитнедорого. Но монахи вышивают и вручную - это уже намного дороже, зато рисуноквышивки неповторим и не такой сухой и аккуратный, как машинный. Вышиваютшапки золотыми и серебряными нитками, яркие цвета редко вводятся.Рядом с кельями, на кольях, вбитых в землю, монахивывешивают готовые платья. Туристы быстро их раскупают. Иногда надо подождать,пока платье будет закончено. Следить за работой монахов - очень увлекательноезанятие. Во время работы они поют или высвистывают какой-нибудь модныймотив, совсем не божественный, а весьма игривый.С ними можно поторговаться, вернее, не можно, а нужно,этот ритуал - такое же развлечение, как на базарах. Торгуются шумно, увлеченно,как миряне, весело, с прибаутками. Примерять платье разрешают в своих кельях,жаль только, что зеркала у них, как правило, нет и света маловато.Заодно и келью можно внимательно осмотреть. Однаузкая кровать, покрытая серым одеялом, узкое окошко, чисто вымытые каменныеполы. Пучки душистых трав подвешены к потолку. Маленький столик, на котором,кроме швейной машинки, ничего не стоит.Монастырь расположен высоко в горах, вероятно, ночитут очень холодные, но следов очага в келье я не заметила, правда, естьэлектричество, может быть, у монахов имеются обогреватели?К туристам они привыкли, охотно вступают в беседу,а иногда и сигаретку "стрельнут", хитро подмигнув глазом.Ремеслом своим гордятся, зазывая в свои кельи, переманиваютпокупателей друг у друга, как заправские уличные торговцы.И сам пейзаж здесь противоречит духу суровой религиознойаскезы. Буйство красок. Горы на горизонте совсем синие. Цветные пятна деревушеквнизу. И пышная зелень аллей хорошо ухоженного парка вокруг монастыря.Красно-черное, вышитое золотой ниткой платье хранитсяу меня с 1972 года, надеваю его по самым-самым торжественным дням. Лицомонаха, который сшил и вышил это платье, его мягкую, даже грустную улыбкупомню отчетливо и, сразу зацепившись за воспоминание, прокручиваю в памяти,как в кино, поездку по прекрасной стране Нигерии: города, деревни, лицалюдей, с которыми познакомилась и подружилась. Вспоминаю художников, ихзамечательные работы, их гостеприимство.

Мирэль ШАГИНЯН. Cенегал тоже не менее любимая мною страна, где, кстатисказать, на карте помечена самая западная точка Африки. Столица Дакар -замечательный город, спокойный, добрый. Даже ночью можно бродить по улицам- никто тебя не обидит. И не только по центральным улицам, но и по узкимпереулкам африканских кварталов, вдоль океана, по опустевшему базару. Еслии встретишь кого-нибудь, то услышишь приветливое "бон суар" - и броди дальше,хоть до утра.Жила я в Дакаре в центре города в маленьком отеле,зажатом со всех сторон такими же крошечными отелями. Переулочек до тогоузенький, что машины пропускали одна другую, залезая на тротуары, почтивъезжая в подъезды домов, а с балкона протяни руку - и снимешь белье, развешанноена балконе соседнего дома. Через три дня ориентировалась в этом африкано-европейскомгороде так легко, будто тут выросла.Дакар отличается от таких городов, как Аккра, Лагос,Лусака, то есть чисто африканских городов, тем, что по нему ходят пешком,а не только ездят на машинах. В городе устроены тротуары, поэтому естьи гуляющая толпа, а машины не останавливаются, предлагая тебя отвезти,если ты не остановишь ее сама.На набережной, у океана, можно сесть за столик вкафе, вынесенный на улицу. Все как в Европе. Ну, конечно же, дакарцы зовутсвой город "маленьким Парижем", хотя он напоминает Париж так же, как ивсе остальные города в разных частях света, которые зовутся "маленькимиПарижами". Стоит отъехать от Дакара на 20-30 километров, как попадаешьв рощи гигантских баобабов, которые тянутся вдоль кромки океана на многиекилометры. В бытность мою там, а это был декабрь-январь, баобабы стоялибез листьев, воздев свои черные ветви-руки к ультрамариновому небу. В концеянваря на некоторых ветках начинали распускаться почки, а затем появилисьмаленькие коричнево-красного цвета листья. Ствол баобаба не обхватят несколькочеловек. Стоит он на земле, как будто кем-то поставленный, а не выросшийиз земли, корней не видно, впечатление такое, что его можно переноситьс места на место. Один баобаб - уже архитектурное чудо, а если их тысячи,то ты попадаешь в какой-то сказочный город, где тебя окружают фантастическиепостройки. Только огромные гнезда птиц на ветвях указывают на то, что этодеревья.Когда я еще была неопытным туристом, то любое деревопринимала за баобаб, могла спутать сейбу-великана с баобабом. Теперь мнеэто кажется смешным. Даже на большом расстоянии их сразу узнаешь. В разныхстранах Африки мне встречались баобабы, но только в Сенегале я попала вбаобабовые рощи. Баобаб даже входит в герб Сенегала.Стволы деревьев серо-серебряные, только ветки нафоне неба чернеют, ну прямо стальные конструкции, плод выдумки современногоскульптора, а не создание матери-природы. Сквозь стальные стволы сверкаетсеребристый океан, почти сливаясь с ними по цвету, только белая кромкаприбоя выделяет контуром силуэт ствола. У подножия этих гигантов пасутсястада зебу в высокой охристой траве, похожей на наш ковыль. А если подойтик океану, то на белом песке густым забором растут кактусы, так густо, чтоприблизиться к воде можно только в местах, где их вырубают. Кактусы оченьковарны: не заметишь, как вся в колючках, которые и за месяц потом не вытащишь,даже вооружившись пинцетом.А плоды кактуса, если умудришься их сорвать, в жарухорошо утоляют жажду. Увидев, как ими лакомятся сенегальские ребятишки,я тоже решилась их попробовать. Красная сочная мякоть оказалась необыкновенновкусной, чем-то напоминает инжир, только не такая сладкая.За кактусовой полоской пляжа (а в прибой и этой узкойполосы нет) в глубоких лужах после отлива остается много рыбы. Во второйполовине дня на пляж выходят старики и дети и набирают ее в корзины пряморуками. Не надо плыть в море на пирогах, не надо рисковать - стой по коленов воде и выбирай добычу, правда, не крупную, но вполне съедобную. Я как-товидела, как за несколько минут два мальчика лет по шести набрали довольнобольшую корзину.

Из Лагоса мы уезжали в последние дни декабря, когдавесь город справлял рождество. В сочельник нас пригласили к художнику ЭрхаборуЭмокпайю в гости.Небольшой двухэтажный особняк на окраине города иллюминированв честь праздника. Большая комната, тоже освещенная цветными лампочками,в углу - искусственная елочка. На полках - книги по искусству, деревяннаянигерийская скульптура, собранная хозяином в деревнях.Рождественские праздники, любимые в европейских странах,пришли в Африку и чрезвычайно полюбились африканцам вне зависимости отрелигий, которые они исповедуют. Даже в мусульманских семьях отмечают рождественскиедни. А семья Эрхабора Эмокпайя католическая. И к этому вечеру хозяйка готовиласьуже много дней.Стол, накрытый в столовой, уставлен всевозможнымияствами национальной кухни. Чего-чего только на нем нет: розовые огромныекреветки, целиком зажаренный барашек, непонятные африканские плоды подострым соусом, жареные бананы, огромная рыба, разукрашенная зеленью...Пальмовое вино, такое невинное на первый взгляд,оказалось очень хмельным, это было заметно по возрастающему смеху и шумув комнатах. Все заговорили как-то сразу, не слушая друг друга, а нас простозасыпали вопросами о Москве и о том, как проходят праздники. Мы даже неуспевали отвечать. А через несколько дней нам предстояло встретить Новыйгод у себя, и не верилось, что только 17 часов лёта - и мы окажемся в заснеженнойМоскве и будем рассказывать своим близким о чудесном рождественском вечерев Лагосе, о друзьях-художниках, которых мы успели полюбить и с которымитак не хотелось расставаться.Все-таки есть в Африке что-то колдовское, привораживаетона к себе.Недаром такие замечательные писатели, как ЭрнестХемингуэй, Андре Жид, Грэм Грин, признавались в чувстве влюбленности вэтот континент."Сейчас я хотел только одного: вернуться в Африку.Мы еще не уехали отсюда, но, просыпаясь по ночам, я лежал, прислушивалсяи уже тосковал по ней".Так писал Хемингуэй в своей книге "Зелены холмы Африки"....Черная африканская ночь. Небо в огромных звездах,нас провожают, нам немного грустно, но мы все равно смеемся и заверяемдруг друга, что обязательно встретимся. Или в Москве, или в Африке.Очень бы хотелось.

Маленький городок Кадуна на севере Нигерии, где долженбыл проходить фестиваль, на который нас пригласили, очаровал сразу. Климатв Кадуне великолепный: днем умеренная жара, вполне переносимая, если ходитьпо теневой стороне, кроны огромных манговых деревьев образуют плотную тень.Вечера даже прохладные, надо что-то на себя накинуть. Городок небольшой,обойти его можно за час. Вероятно, в обычные дни он тихий и немноголюдный,но к фестивалю оживился. Весь украшен флагами, даже стволы деревьев выкрасилив цвета национального флага. Гербы всех штатов Нигерии украшали наш отель,и, конечно, повсюду - празднично разодетые гости, приехавшие в городокиз всех нигерийских провинций, из других стран.Фестиваль широко разрекламировали по всей стране.Газеты ежедневно печатали статьи о фестивале и помещали фотографии участникови гостей. Казалось, что никаких других событий в стране за этот периодне происходило, фестиваль затмил собою все. Много лет уже прошло, а я досих пор не могу решить, что же оказалось самым интересным и ярким из того,что нам довелось увидеть в те дни - сам ли спектакль, который был разыгранна стадионе перед зрителями, или трибуны, заполненные празднично разодетойтолпой, такой эмоциональной и восторженной, что превращалась как бы в участникавеликолепного яркого действия. Во главе каждой делегации на украшеннойсвоим гербом и флагом трибуне восседал чиф. Фигура очень декоративная.Костюмы всех 16 чифов чрезвычайно нарядные, казалось, они соревновалисьв изысканности вышивок, яркости, количестве серебряных украшений.Вот сидит под красным бархатным балдахином глубокийстарик, в руке у него толстая палка с золотым набалдашником. Длинные складкихитона блекло-голубого шелка расшиты золотыми нитями. На голове небольшаяярко-красная шапочка, тоже вся расшитая золотом, а на трибуне рядом подярко-зеленым бархатным балдахином - другой старец, весь в черном с серебром,обутый в серебряные длинноносые туфли. Даже женщины в своих пышных роскошныхтуалетах меркнут рядом с этими царственными старцами. Стадион гудит, колышатсяфлаги, страусовые перья, на головах женщин - тюрбаны всех цветов радуги.Но каждая провинция выдерживает свою гамму. Одежда всех окружающих чифатоже в одном колорите, поэтому уже на второй день фестиваля мы легко определяли,кто рядом с нами - гость из северных штатов Нигерии или из западной провинции,или южанин. Но кому отдать пальму первенства, кто наряднее и богаче одет,чей костюм сшит изобретательней, так до конца фестиваля мы и не решили.Город Зария - один из самых колоритных городов Нигерии.По прекрасной дороге мы мчимся мимо маленьких деревушек,углубляемся в тропический лес, то и дело по обочинам возвышаются, как средневековыезамки, красные термитники такой причудливой архитектуры, с башенками иостроконечными шпилями, как будто этими постройками занимались искусныеархитекторы.Тропический лес переходит в саванну, красная земляокрашивает красной пылью придорожную зелень. Подъезжаем к древнему феодальномугороду Зария, въезжаем в него через высокую глинобитную, цвета краснойземли арку.И сразу оказываемся в узкой улице с глинобитнымиплоскокрышими домами, глухими, без окон, но разукрашенными лепными орнаментами.Окна, видимо, выходят во внутренний дворик. Дома чередуются с такими жесложенными из глины мечетями, минареты которых утыканы деревянными палками,на которых сидят грифы, придавая улице необычный вид. Не улица, а декорацияк сказке из "Тысячи и одной ночи".Стоял полдень, очень знойный, безветренный. Зеленив городе нет. Красная земля, красные дома, красные минареты, мечети, облепленныечерными птицами, и ярко-синее небо без единого облачка. Такое синее небов Африке - редкость. Пересекаем небольшую площадь с водоемом в центре.Здесь наконец увидели людей, первых людей в безлюдном городе. Группа стариковв темно-синих одеяниях, в маленьких красных фесках. Старцы длинными палкамичто-то мешают в больших чанах, стоящих на площади. Недалеко от этих чанов,у водоема, другая группа полощет куски синей ткани и тут же раскладываетих для просушки. Это красильщики. Оказывается, мы проезжали по улице, гдеживут только люди этой профессии. Их занятие здесь в большом почете. Онопередается из поколения в поколение только по мужской линии. Женщин недопускают до крашения тканей. Но и молодых мужчин не видно, одни старики.Красят, полощут, сушат - все молча, очень неторопливо, торжественно, какбудто позируют кому-то или играют на подмостках пантомиму. На нас не обращаютникакого внимания, мы делаем наброски с живописной группы, которая размеренно,четко выполняет свое дело. Что-то призрачное, таинственное чувствуетсяво всем. Кажется, что зажмуришь глаза, потом откроешь - и они исчезнут.Нет, не исчезают. Ничего нового наш век технической революции не внес вэтот процесс. Самодельные чаны, натуральные растительные краски, домотканыеполотнища и торжественные старики в длинных хитонах. Все, как было испоконвеков, а вот мы, стоящие рядом с современным автомобилем, на этой площадкесмотримся нелепо. Не старцы нереальны, а мы. И каково же было наше удивление,когда буквально через несколько метров от этой площади мы попали в современныйгород, в Зарийский университет. Второй по размеру университет Нигерии.Современное здание, утопающее в зелени, - и это в выжженном солнцем городебез единого деревца. Вот, поди же, все сосуществует рядом. И мечети с грифами,и старцы-красильщики, и бетон, и стекло ХХ века.Но вот на Зарию спускаются сумерки, в домах-крепостяхзажигаются огоньки, и город становится окончательно похожим на театральнуюдекорацию. Мы выезжаем из ворот, а за нами как будто задергивается занавес,спектакль окончен. Но таинственное очарование Зарии останется в памятинадолго. Даже запах дыма и пряностей Зарии не такой, как в других городахАфрики. Думаю, как его передать словами, и понимаю, что он настолько нина что не похож, что сравнения не найти. Пахнет Зарией, и все.После университета Зарии нигерийцы нам показали университетв Ибодане: самый большой университет не только в Нигерии, но и во всейзападной Африке. Впрямь есть чем гордиться. Старейший в стране университетвсе время достраивается и совершенствуется. Он первый в стране не толькопо размеру и количеству студентов, но и по разнообразию факультетов, ипо превосходному современному оборудованию лабораторий. Не берусь судитьо том, как оснащены факультеты точных и естественных наук, но вот факультетизящных искусств просто ошеломил. Нашим гидом был доктор Адежди - руководительфакультета театрального искусства. Он показал огромные аудитории, великолепныеактовые залы, комфортабельное общежитие, столовые для студентов и преподавательскогосостава, музыкальные салоны и театральные залы. Стены всюду украшены мозаикойи фресками. При университете существует институт изучения африканской культурыс превосходным музеем, где хранится уникальная коллекция скульптур "йоруба".На следующий день нашим гидом стал художник ДемосНвоко, который ведет в университете курс художников театра. Он не толькоавтор фресок и мозаик в здании университета. Он еще и живописец, и скульптор,и дизайнер. Как почти все нигерийские художники, Демос Нвоко - мастер навсе руки. Но главная его страсть - дизайн-центр, который строится по егопроекту неподалеку от Ибоданского университета. Это будет, как он нам сказал,студия новой африканской культуры, где откроют два отделения: архитектуры,изобразительного искусства, дизайна, а также музыки и театра. Девиз дизайн-центра:"Используя достижения древнего и народного африканского искусства, создатьвысокое сегодняшнее искусство Африки".Что и говорить, цель замечательная, тем более, чтобывает грустно смотреть на некоторые произведения современных африканскиххудожников, которые утратили национальные корни и слепо копируют иногдане лучшие европейские и американские образцы, боясь отстать от моды.

Семья рыбака. Гвинея. 1964 г. (Здесь и далее рисунки М. Шагинян.)

Ночь в рыбацком поселке. Гвинея. 1973 г.

Молодая мать. Гана. 1962 г.